Продолжаю выкладывать написанные по просьбе одного из журналов колонки с обзором Недель моды. Давно они уже не были такими разными по характеру, и это дает повод поговорить не столько о вещах, сколько об особенностях индустрии.
ГОРБАТЫЙ ШЛЕЙФ
А кто сказал, что творчество – это шлейф? Ну такой, знаете, красивый, на кнопочках, чтобы в любой момент удобно было отстегнуть. Сегодня до пяти часов мы художники, творим в поте лица, будто негр на выборах, а вечером делаем бутерброды и, вообще, живем нормальной жизнью. В этом месяце – самовыражаемся, а в следующем — подписываем своим именем коллекцию прямых двухшовных юбок, поскольку это тоже одежда и она продается, а времена теперь не очень… О том же, что творческий процесс – это горб, мне говорят все горбатые, и отстегнуть этот неудобный нарост невозможно ни днем, ни вечером. Старания напрасны, медицина бессильна.
Большая удача, когда на такой творческий горб находится хранитель, который его опекает, и среда, понимающая цену любой редкости и природного каприза. Похоже, таким природным заповедником снова стал Париж. Именно заповедником, а не кунсткамерой, как до недавнего времени Лондон, или комнатой ужасов, подобно немецким авангардным показам. Собственно, на способности генерировать идеи основывается французская метода обучения моде, чем, отчасти, объясняется чудовищный уровень отшива галльских молодежных коллекций. Там считается, что для художника это не главное – ремеслом займутся в Домах, где мастерски пришивать пуговицы люди до сих пор считают для себя за честь.
Сравнивая этот метод с английским умением презентовать идею, американским умением ее адаптировать под маркетинговые требования, а еще – с аутичным миром японских масок, можно получить почти полный перечень того, что в эпоху глобализированной моды осталось от национальных дизайнерских школ. Эти остатки стоит всячески оберегать, о чем в недобрые времена Тома Форда французы позабыли. Будто в московской недвижимости, надулись пузыри брендов, стоимость которых обеспечена материальными активами едва ли на четверть, и почти лишенные главного актива – узнаваемого художественного почерка. Узнаваемость имени всегда вторична, и можно миллион раз повторить: «Линсей Лохан», но под ее авторством коллекцию не продать (разве что сантехническую), даже под вывеской Унгаро.
И вот в Париже снова главным предметом обсуждения становится художественная идея. Не способ сделать модное платье за 1000 долларов. Не крупные аксессуары, способные украсить скромный свитер. Даже не стилистика кризисных времен или «новая наивность». О переработке уличной моды не вспомнил вообще никто. Главным предметом интереса стали авторские системы эстетических кодов, узнаваемые приемы, которые завтра будут копировать на всех уровнях, как это всегда происходило с французской модой. Образ заповедника, сохраняющего генофонд исчезающих видов, особенно актуален для парижских показов, где само возникновение понятия «прет-а-порте» связано с трудами Пьера Берже, главного хранителя главного «горба» мировой моды, помеченного клеймом YSL.
Интересно посмотреть, какие новости привлекли наименьший интерес. Во-первых, абсолютно заслуженно, дебюты: Роша, Вионе, Риччи, и даже вещи Ф.Фило для Селин. Во-вторых, Дома, которые неожиданно стали американистей, чем сами американцы в 60х (МакКартни, Раф Симонс, Жиль Сандер и, даже, частично Шанель). Да, сбалансированные separates, спорт и отдых, иногда – сельская жизнь, но очень редко – повод для разговора или новых трат. В-третьих, трусы, о которых мы уже писали. Летом этот прием в диоровской кутюрной коллекции можно было назвать бельевым, но сейчас он выпрыгнул за рамки возможного и стал (в четырех коллекциях на Неделе) просто трусами. И в-четвертых, не получили должного внимания великолепные сложноструктурированные жакеты (как у Х. Чалаяна), еще один тренд из кутюра.
Главными героями парижской Недели стали дизайнеры, предложившие не вещи, а собственное видение моды. Коммерческое приложение этих мыслей можно увидеть в шоу-румах, а на подиуме зрители знакомились с позицией художников, наличие которой стало чуть ли не единственным поводом расстегнуть кошелек. Б. Вильгельм и Дж. Валли, которые принципиально отказались от кризисного сознания и компромиссов. Виктор и Рольф, чья демонстрация переработанного тюля была абсолютно театральной. И, конечно, триумфатор – МакКуин, одной коллекцией создавший моду 21 века (так сейчас принято говорить, хотя я без труда вспомню и опишу несколько его коллекций конца 90х, которые были сложнее и изысканнее). Невозможно пропустить культовые вещи Рика Оуэнса. Дело отнюдь не в театральности (ее и у Гаррета Пью было достаточно) или в бальменовской шумихе, а в характере влияния на индустрию, в отказе от тиражного сознания. Кажется, наступает момент, когда каждому дизайнеру придется задать себе вопрос: в чем «генотип» его Дома, создает ли он вещи, которые другим не лень будет копировать, и, в итоге, сможет ли он заставить всех этих прямоходящих позавидовать его горбу.