Декабрь ласково зовется самым волшебным месяцем в году, когда ландшафты улиц наряжаются в мантии иллюминации, бусины вальсирующих снежинок, бахрому пушистых елей с орнаментами из мишуры и глянцевых шаров. Сладость новогоднего настроения пронизывает все вокруг, но порой даже из этой сказки хочется сбежать. Если вы находитесь в Москве и хотите немного отвлечься от будничной суеты, идеальным решением станет эскапизм в художественные дали двух выставок, о которых мы расскажем в этой статье.
«Пусть расцветают все цветы» в Государственном музее Востока
Как выглядит бессмертие? Какое вино продлевает жизнь и что помогает противостоять жизненным невзгодам? Возможно, сейчас ваше воображение рисует силуэты неких диковинных артефактов, а ведь на самом деле вышеперечисленными магическими свойствами наделены цветы, которые распускаются в залах музея Востока, подтрунивая над холодным дыханием зимы.
Переступив порог и поднявшись на второй этаж, вы попадаете в мир флоры, фауны, мирской и мифологической жизни, созданный китайскими художниками и мастерами в 50-е годы XX века. Приуроченная к 75-летнему юбилею образования Китайской Народной Республики и установлению дипломатических отношений между Россией и Китаем, выставка «Пусть расцветают все цветы» повествует о преемственности классической живописи, станковой гравюры и разных видов декоративно-прикладного искусства страны – от фарфора и керамики до вышивок и резьбы по слоновой кости.
Цветок говорил поэту: «Крошечные и огромные, творим мы свое искусство по собственному желанию. И все, как один, прекрасны!». Эти строки из цикла коротких стихов Лян Цзундая, найденные вблизи одного из экспонатов, служат своеобразным предисловием к важной части представленной коллекции – произведениям в стиле гохуа, которые создаются тушью и цветными водяными красками на бумаге или шелке, а по окончании работы преображаются в свитки в обрамлении узорчатого шелка и парчи. Они являются глашатаями национальной китайской живописи и обретают бессмертие благодаря тому, что многие художники, такие как Ци Байши, Юй Фэйань, Сюй Бэйхун и другие, спустя столетия, поддерживают сердцебиение традиций.
Так, Ци Байши блестяще сочетал каллиграфические линейные приемы с живописным размыванием туши и красок. Его скрупулезность и способ оттачивать мастерство, повторяя один и тот же сюжет, можно охарактеризовать пословицей «Сделать девять набросков углем и один заключительный вариант - тушью». Это касается не только изображения растений, но и живых существ. Например, креветок, которые для многих поклонников стали символом творчества художника. Ци Байши говорил, что в детстве часто наблюдал за их бесконечными передвижениями на дне пруда рядом с домом и хотел научится передавать сходство. На выставке вы сможете лично увидеть один из таких свитков и даже немного перепугаться, потому что ракообразные так и норовят разбежаться кто-куда. Возможно, чтобы подслушать перебранку своих живописных «родственников» – собаки и сороки со свитка «Надежная защита» или полюбоваться румяными персиками авторства своего создателя.
У читателя может возникнуть вопрос, каким образом выставку, которая озаглавлена прелестными созданиями флоры, наводнила разного рода живность. Дело в том, что основную часть экспозиции представляют работы в жанры хуаняо – живописи «Цветов и птиц», имеющей тематические разновидности, в том числе «дикие и домашние животные», «травы и насекомые», «овощи фрукты» и «рыбы и драконы». Известный в Китае с начала VIII века, жанр «Цветы и птицы» олицетворяет даосско-буддийский принцип «великое в малом», согласно которому все законы мироздания отражаются в любой частице. Именно поэтому внимание художников хуаняо сосредоточено на тех «малых» проявлениях природы, которые дарят эстетическое удовольствие и доставляют радость нашим глазам и сердцу.
«Чем отдаленнее, тем тоньше аромат», – шепчут лотосы художника Юй Фэйань, который предпочитал писать «прилежной кистью», наделяя свитки колористическим богатством и особой рафинированной декоративностью. Осенние камелии и желтые цветы Чэнь Баньдина пламенеют яркими оттенками и стремятся в небо, пока сосны теряют иглы из-за сильного ветра. Мэйхуа (дикая слива), нарциссы и тяньчжу кисти Сунь Сунчжао беседуют о стойкости духа, чистоте помыслов и неувядающей любви.
Вы спросите, откуда мы знаем, о чем молчат цветы? Кураторы расшифровали символику растений в китайской живописи и рассказали о связанных с ними ритуалах, сопроводив экспонаты небольшими описаниями. Например, чтобы продлить свою жизнь, в 9 день 9 лунного месяца китайцы пили вино из хризантем, поскольку она считалась символом долголетия. Плоды персика, прикрепленные к дверям домов во время празднования Нового года, не только отгоняли злых духов, но и даровали бессмертие.
Один из уголков этого благоухающего и наполненного трелью птиц сада посвящен «живописи иглой». Что же имеется в виду? Известно, что в Китае существует огромное количество видов вышивки и великое разнообразие швов. Среди них особенно выделяется техника «атласной» глади, которая выполняется тончайшими иглами и нитями, благодаря чему создается поверхность, едва заметно выступающая над фоном. Богатство тональных переходов, чарующая игра света и высокая детализация буквально обманывают взор, заставляя поверить, что вы смотрите на картину.
Странники, которые посещали Поднебесную, восхищались талантом знаменитых китайских вышивальщиц, а критики осыпали вниманием и рукоплескали их мастерству. Один из них писал: «Только в благодатную погоду, когда светит солнце, щебечут птицы и источают благоухание цветы, они могут выразить свои дивные чувства в вышивке. Их искусство – поистине великое чудо света».
Сюжеты вышитых полотен, представленных на выставке, искрятся разнообразием и наполнены динамикой. Речь не только о бабочке, кокетливо парящей над бутоном хризантемы. Здесь вам повстречается богиня Ма Гу — бессмертная фея с застенчивой улыбкой, скользящая по серебристой глади ажурных волн в золотистой лодке. Считается, что она привлекает в жизнь человека долголетие, а будучи изображенной вместе с журавлем, который обладает тем же даром, превращает старое предание в обещание, что впереди ждут годы, наполненные счастьем и процветанием. Так что обязательно посмотрите на эту вышивку подольше.
А также на другие многочисленные экспонаты – красавицу Си-ши из алого коралла; фарфоровые вазы с расписными сороками на ветках цветущей сливы мэй, желающих счастливой встречи Нового года; рыбаков в сумерках из яичной скорлупы, поющих серенады луне. И, конечно, панорамный живописный полиптих, состоящий из шести свитков, благодаря которому выставка и получила свое весеннее название – «Пусть расцветают все цветы».
«Франс Снейдерс и фламандский натюрморт XVII века» в Государственном музее А. С. Пушкина
Изобилие рыночных прилавков, лопающиеся от спелости фрукты и гирлянды из цветов, которые словно выставляют напоказ пышные бутоны, источающие ароматы весны и лета. Если ваша душа утомилась от обязательств вечной спешки, свойственной современному ритму жизни, подарите ей эстетическую медитацию и прогулку по царству фламандских натюрмортов XVII века, где воспеваются дары земли и торжествует радость бытия.
Парадная лестница Пушкинского музея струится в пространство удивительных открытий, которые посетители смогут сделать в таком жанре изобразительного искусства, как натюрморт. А именно, что неодушевленные композиции лишь притворяются бездыханными, будучи живее всех живых. Если мы вспомним происхождение термина, это высказывание покажется примером «Янусового» мышления, которое помещает несовместимое в единое пространство. Его звучание на французском – «nature morte», что означает «мертвая природа», на английском «still life», что дословно переводится как «неподвижная, замершая жизнь». Отсутствие витальности предполагается уже на уровне теории, поэтому вы точно будете поражены, когда своими глазами увидите, как фламандские художники XVII века во главе с Франсом Снейдерсом переписали аксиому и превратили безжизненное в процветающее.
Почему же в названии выставки фигурирует только персона Франса Снейдерса? Чтобы это понять, необходимо совершить легкое погружение в контекст эпохи. XVI–XVIII века считались золотым временем европейского натюрморта, где существовали две основные школы, специализировавшиеся на изображении цветов, фруктов и обрамляющих их предметов – фламандская и голландская. На них ориентировались другие страны. Несмотря на то, что Голландия и Фландрия (Бельгия) были соседними государствами, их живописцы вкладывали разный смысл в свои картины. Голландские мастера преследовали цель выразить «суету сует», подчеркнув бренность всего сущего и близость смерти, поэтому их полотна часто населяли черепа, погасшие свечи и остановившиеся часы. Мрачный флер распространял свое влияние даже на цветы. Маки считались символом вечного сна, нарциссы – быстротечности жизни, фиалки – недолговечной красоты.
А вот во Фландрии живопись пронизывалась мажорной тональностью. В отличие от протестантских Нидерландов Бельгия переживала католическое возрождение, и задачей, достойной художника, было не отрицание, а утверждение, прославление Божественного творения. Натюрморт представлялся праздником жизни и становился одой, где воспевалось совершенство природы, ее изобилие и щедрость.
Виртуозом фламандского барокко и его новатором считается именно Франс Снейдерс, который искоренил безмолвие сорванной флоры и фауны, трансформируя грусть тишины в шумную жизнерадостность. Его стремление передать витальность происходящего во многом сформировалось благодаря тесному сотрудничеству и дружбе с Питером Паулем Рубенсом, в чьей мастерской он работал с 1613 года.
Патронаж вылился в соавторство и явил картину «Статуя Цереры», где единство взглядов и мироощущение обоих мастеров особенно заметно. Подобно тому, как Рубенс стремится ощутить живую модель в мраморной скульптуре, Снейдерс в гирлянде плодов, украшающих нишу со статуей античной богини, прославляет пышное цветение природы и следует по пути героизации натуры. В хитросплетении фруктов и овощей нет ни одного незрелого или увядшего плода. Тем самым художник подчеркивает, что написанное – совершенное творение природы, принадлежащее к тому же возвышенному миру красоты, что и изваяние – совершенное создание человеческих рук.
Лучшие черты искусства Снейдерса, обессмертившие его имя, помимо натюрмортов проявились в анималистических сюжетах и живописании гастрономических искушений. Масштабные и динамичные сцены охоты делили господство с фламандскими «лавками живности», суматохой на кухнях и празднично накрытыми столами, ломящимися от разнообразных явств. Словно гениальный метрдотель или маг Снейдерс искусно пробуждал аппетит даже в самых пресыщенных людях.
Гроздья зеленого винограда, румяные яблоки и персики, сочные дыни, розовые тушки лосося, груды битой дичи, прохладные устрицы и лобстеры – все это выглядит красочнее и прельстительнее, чем в самой природе, настраивая на эпикурейский лад.
Стоит отметить, что мастерство Снейдерса создавать столь достоверное и детализированное пиршество для глаз сформировалось не только благодаря врожденному дару, но и насмотренности. Маленький Франс родился в 1579 году в Антверпене в семье владельца большой таверны, пользующейся большой популярностью среди местных гурманов, поэтому с малых лет видел множество разнообразной снеди, в будущем сделав ее главным лейтмотивом своих работ.
У Франса Снейдерса было много учеников и последователей, которые развили тему гедонизма и одобряли его в своих работах. Одним из таких художников стал Пауль ( Паувел) де Вос – шурин и своеобразный творческий «двойник» Снейдерса, чьей главной специализацией были сцены охоты и крупномасштабные натюрморты в интерьерах кухонь и лавок. На некоторых они могут производить смешанное впечатление, поскольку сами сцены пересказывают не самый эстетически приятный ритуал – разделывание тушек животных и птиц.
Показательный пример – полотно «Повар у стола с дичью», который смеясь, демонстрирует зрителю битого зайца, выбранного им для приготовления. Тем временем проворливая кошка уже покушается на одну из птиц с коралловым оперением, а собака норовит полакомиться кровью, капающей из распоротого брюха оленя. Однако отвращение нивелируется многообразием форм и красок, мажорным тоном зарисовки, цветовыми контрастами и яркой декоративностью. Более того, создается ощущение, что охотничьи трофеи лишь притворяются мертвыми, дурача мясников, а на самом деле в любой момент готовы вскочить, резво убежать и улететь по своим делам.
Во многих полотнах присутствует толика юмора и элемент головоломки, где в позах и манере поведения изображаемого присутствует некоторая закономерность, перемещаясь с одной картины на другую. Например, кошка с абсолютно человеческими глазами и крайне экспрессивной мимикой стоит на страже артишоков, отгоняя прочь собаку, а лобстер всегда смотрит на северо-восток.
Еще одним любопытным связующим звеном в течение всего путешествия по миру фламандских натюрмортов XVII века будет пара детских красных башмачков, «подвешенных» в правом нижнем углу описания каждого экспоната. Интересно, откуда они взялись и что это может значить?
Ответы стоит искать на картине Франса Снейдерса «Рыбная лавка», где в центре сюжета находится непосредственно ее хозяйка, которая, не отвлекаясь от работы, беседует со своим сынишкой. Чуть левее от мальчика стоит корзинка со сластями, крендельками, яблоками и орехами, а еще те самые красные башмачки и розги…
Последний компонент композиции вызывает некоторые вопросы, поэтому требует небольшого пояснения. Дело в том, что сценка происходит накануне Дня святого Николая, когда все детишки получают подарки. Те, кто был послушным целый год, вознаграждаются сладостями и красными башмачками, а хулиганам достанутся лишь удары розгами. Если обратить внимание на то, как мальчик в ужасе отпрянул от матери, можно догадаться, что она как раз и поясняет суть традиций.
Зная это, хочется сделать вывод, что кураторы выставки, перемножив башмачки, поблагодарили посетителей музея и поздравили нас с наступающим Новым годом.
